Мир Кати Кудрявцевой
выставка "Дух веет где хочет"
памяти учителя Андрея Владимировича Васнецова
Современность Кати Кудрявцевой
Екатерине Кудрявцевой пятьдесят… Трудно поверить в такую солидную юбилейную дату: изящная, стройная, с удивительно привлекательным женственным русским личиком, Катя кажется совсем юной. Молодым и остро-современным предстает и ее искусство.
Кто-то удивиться такому моему заявлению, даже возмутиться: ее пейзажи, цветы и листья, образы людей – не «акции» не «концепции», не «шоу-арт», короче говоря, никак не «сontemporary-art», претендующее на исключительное право представлять и в России, и в мире наше современное изобразительное искусство. Работы Кудрявцевой вполне «традиционны»: это живая подлинная натура, подлинные ЖИВОПИСЬ и ГРАФИКА, сделанные с отличным профессиональным мастерством, со своим, очень индивидуальным живописным и графическим почерком. Кудрявцеву можно узнать по первому мазку. Она нашла удивительно оригинальную фактуру и масляной живописи, и пастели, и акватинты, и смешанной техники линогравюры с монотипией. Напряженные контрасты тона, цветовая гамма, иногда почти монохромная, холодно-зеленоватая в «лике» Апостола Павла, более напряженная по сочетанию цветов в Апостоле Петре, в Богоматери «Умиление», но никогда не буквально натуралистичная; свойственный только Кате, «добытый» ею приём – дробные мазки, мелкие «стрелки» более светлой краски по темному фону – придают масляной живописи звучание мозаики, привносят в них особую монументальность, рождая у зрителя совсем особое восприятие. И евангельские образы, и изображения реальных живых людей – превосходный портрет ее замечательного учителя Андрея Васнецова; портреты сына, мужа, «Автопортрет с листом», при всей строгой точности рисунка, безупречном сходстве, смотрятся не просто натурными портретами. Лица, часто в несколько раз больше натуры, подлинные «лики», взирают на нас из какого-то иного пространства, как бы с высоты, с «парусов» незримого храма. Это ощущение реального мира как храма, проходит во всех живописных работах Кати – и портретах, и композициях. Цикл «Лица ангелов», «Крещение», условно-сказочное и очень достоверное, с заботливо склонившимся к Иисусу Иоанном Крестителем, плавным ритмом округлых линий волн Иордана и контрастом резких изломов берега – и живописная картина, и храмовый образ. Именно так – как расписанная ее рукой церковь воспринимается живопись Кудрявцевой.
А в пастели Кудрявцева обрела редкую для этой техники свободу, игру фактуры; подлинно «левитановскую» живописность. Пастель очень нелегкая техника, даже опасная, благодаря своей приятной для глаза мягкой красивости. Тяготение к салонной «красоте», к уходу из реального мира в искусственный виртуальный мирок компьютера и интернета – еще одна тревожная тенденция нашего времени.
Искусство Кудрявцевой правдиво от начала до конца, проникнуто благоговением перед значительностью реального «мира видимого и невидимого», вниманием к каждому дереву, каждому цветку, сотворенному Господом Богом, к каждому человеку – «подобию Божию». Ее огромные монументальные листья – гимн природе, каждой ее, казалось бы, самой незначительной преходящей малости. Ее пейзажи, такие как масло – «Отражение в заводи», пастель «Кен-озеро» – композиционно очень остро взятые сочетания воды и водяных трав, удвоенных отражением, исполнены живой подлинности, как бы «дышат» влагой, движением волн, бликами света…
Любовь к природе и к людям, подлинное, бескорыстное творчество – не средство купли-продажи, карьеры и преуспевания, а непреодолимая потребность души… Как недостает их в современном ожесточенном мире, как насущно необходимы они современным людям, озлобленным, нервным, потерявшим себя в суете и погоне за деньгами…
Искусство Кати Кудрявцевой самая острая, самая редкая сейчас, самая обращенная в будущее СОВРЕМЕННОСТЬ.
О нестишиях
В современном – сегодняшнем литературном процессе исчезло слово «произведение». Как-то даже неловко, то ли архаично, то ли пафосно звучит по сравнению с «продуктом», артефактом, артобъектом; в лучшем случае – текст. И соответственно обессмыслились всякие представления о «гамбургском счете» и прочих эталонных, сущностных качествах словесного произведения. Этот продукт по «гамбургскому счету»… – нелепость.
Современная литература – постмодерн? – готова отречься прежде всего от эстетического начала. Остро, лихо, умозрительно-пародоксально – чувством автора владеет публицистический задор, цеховая конкуренция, конъюнктура во всех ее смыслах. А мир, жизнь происходит сама по себе, по каким-то другим законам, отдельно от литературных опусов, которые чаще опираются на литературные образы, вступают в диалог друг с другом, с мифологемами общественного сознания, политики и прочих общих мест.
Монолог – что в общем-то и представляет собой истинная лирика – стал явлением маргинальным. И может быть поэтому такой негромкий голос не тонет в суете шумов – он обращен к другим слушателям. «Имеющий уши да слышит…» Маленькая книжечка – по объему, по формату. Робкое, но твердое название – «Нестишия». А дальше – сами стихи. В самом истинном, сокровенном смысле этого слова. В них есть абсолютная точность слова. Причем точность эта обусловлена множеством эстетических граней: состояние лирического героя плюс звуковая игра, аллитерация плюс образы окружающего пространства, комнаты, сада, мастерской. Удивительное единство взгляда и слова есть и в портрете, и в описании предметов.
Образы нанизываются часто, густо, как драгоценные бусины, и каждое стихотворение – законченный узор звука и цвета:
… лужи лежат на дороге
покрытые пыльцой
окаймление луж
желтоватое – ж-ж-ж.
А дальше переход:
и светлый дым
летит с дерев – л-д-л-д.
Дальше меняется еще несколько звуко-цветовых регистров – и концовка:
коричневая бумага
Энгр
ручного литья – р-р-р и мягкое я.
Вот такая цвето-звуковая композиция словами. Собственно, поэзия и отличается от прозы тем, что она близка музыке.
Традиционно музыка стиха реализовывалась через гласные, создавая гармонию открытого звучания.
Но стихи Кати Кудрявцевой построены на согласных, не на знаменитых сопорных «н», «м», как у Высоцкого: «… коннни мммои», «н» и «м» тянутся. А на самых жестких, часто шипящих (неблагозвучных) согласных. Они создают ощущение шороха, хруста, хрупкости. И одновременно – созвучности современной классической музыке, с ее новыми, «неудобными» гармониями, но и расширенным использованием созвучий – диапазон созвучий оказался не столь ограниченным. Но – гармоний.
Перед нами явная классика по стилю. Но не подражание, а следование самой глубинной сущности искусства, для которого мир – основа художественного творения. Объектом изображения у Кати может стать капающий кран, «осенний лист с пятнами», «черный карандаш», который «упал сквозь плетеное кресло».
Но в этой неразборчивости нет и намека на нечто ориентальное, японское; это даже не ахматовское «когда б вы знали из какого сора…» Это – детский взгляд художника, для которого мир и состоит из разных, без иерархии, форм, цветов, сущностей.
Даже то, что в более тривиальной системе представлений могло стать этаким романно-романтичным образом, здесь – просто картина:
и свечи маленькими
огоньками
освещают воздух вокруг себя
и стол…
А перед этим:
и хочешь свечу
возжечь
нигде нет спичек…
Вот такой контрапункт – высокое и обыденное, по словам. А по сути – это и есть жизнь, окружающий мир.
Катя знает всё то, что о ней могут сказать: качество истинного творца, который ведает, наблюдает, что творит. Она сама обозначает пути и цели своих поисков, истинный лирик, она и сама – объект, герой своих стихов.
И опять – это не исповедальный надрыв, это взгляд художника, интерес к себе как форме, сущности, переживанию, живущему…
… отрешенность от иллюзорности
найденность условности
главенство композиционности
стремление к многозначности
знаковость смысла…
– прекрасный анализ собственных творений. И неожиданный – если поэт, и вполне понятный – если художник.
На одном из своих семинаров для словесников я предложила для анализа своим студентам несколько стихотворных произведений разных авторов – и разного времени. «Нестишия» Кати Кудрявцевой привлекли всех, они оказались не только «конкурентоспособными» рядом с известными мастерами, но и интригующими своей выразительной самобытностью, благодатным материалом для современного курса поэтики. Каждое стихотворение – абсолютная законченность. Сказывается школа художника: есть граница, есть край холста, есть устроенность всех элементов.
Но кроме этого, есть еще и целостность художественного в широком смысле слова. Неслучайная слиянность зрительного и словесного образов, видимо, отражают некую внутреннюю полноту мироощущения автора, полноту, присущую самой жизни: цвет, звук, слово – обыденное, смятенное, высокое…
В японской теории эстетики есть такое утверждение – творит тот, кто видит. И творчество Кати Кудрявцевой отвечает этому представлению о творчестве. Спасибо ей за тот огромный мир, который она открывает читателю.
Разные ракурсы.
Портрет и не только
Я пишу тех, кем восхищаюсь
Ольга Костина
Прошедшее десятилетие в творческой биографии Екатерины Кудрявцевой – время стремительного духовного возрастания.
Я познакомилась с Катей на этапе ее взлета, после уже взятого «высокого старта», когда стали очевидны глубоко осмысленные творческие позиции автора. Главные среди них: внимание к станковой картине как особой области живописной культуры, сохранение и развитие лучших отечественных традиций тематизма, поиск форм художественного самовыражения в русле морально-этической и духовно-романтической проблематики фигуративного искусства. Эти позиции воспитывались с юношеских лет, когда Екатерина получала уроки мастерства в студии Андрея Васнецова – замечательного живописца, теперь уже признанного классика искусства второй половины ХХ века. Затем Екатерина стала студенткой Васнецова в Московском полиграфическом институте. Художник подчеркнуто конструктивного композиционного дара, проявившегося и в станковой, и в монументальной области, Андрей Владимирович развивал у своих учеников аналитическое отношение к натуре и стремление к синтезированию на полотне натурных впечатлений, тщательно отобранных в процессе анализа видимой реальности.
К началу 2000-х Екатерина Кудрявцева была уже сформировавшимся мастером, произведения которого – картины и графические листы – отличались продуманностью пространственных решений, акцентированностью элементов композиции, особо значимых для создания образа. Бескомпромиссность автора (не «красивые виды», написанные для коммерческого «потребления», а серьезные тематические полотна, тяготеющие к ассоциативно-символическому содержанию) вызывала глубокое уважение. Состоявшееся тогда знакомство с семейной атмосферой, пронизанной напряженным нервом творчества (мама – известный искусствовед Лидия Степановна Кудрявцева, муж – мощный живописец Петр Григорьев, сын Кузьма – студент Института современного искусства, плодотворно работающий сейчас как дизайнер) объясняло эту бескомпромиссность.
Ступеньками, поднимающимися ввысь, представляются мне две предыдущие выставки художницы – в галерее «Кино» (2011), где она наряду с работами экологической серии, посвященной жизни листа (читай шире – живой природе) показала свои первые «портреты» святых, и в Государственном институте искусствознания (2013), где эти портреты стали содержанием экспозиции.
Портрет является главным «сюжетом» и данной выставки, а ее «эпиграфом» – «Автопортрет с листом» 1995 года, буквально пронзающий зрителя взыскующим взором изобразившей себя художницы. Характерно, что с такой предельно выраженной требовательностью автор смотрит только на себя. Других людей, ставших для нее моделями, – а Кудрявцева выбирает для портретирования яркие натуры из близкого себе круга, – она наблюдает, как правило, завороженно и с восхищением. Об этом свидетельствуют и взятые мною для заглавия статьи слова автора, сказанные ею во время нашей беседы, состоявшейся в преддверии выставки. Представленные в экспозиции портреты в большинстве случаев – не психологическое «исследование» характера той или иной личности во всей множественности ее индивидуальных черт, а воплощение чего-то главного, характеризующего тип этой личности, как бывает в памятнике, в котором какая-то одна черта доминирует и определяет образ.
О монументальности художественного вѝдения Екатерины Кудрявцевой убедительно написала недавно ушедшая от нас Мария Андреевна Чегодаева (ее портрет 2016 года тоже присутствует на выставке), отметив работающий на монументальный образ характерный живописный мазок, как бы имитирующий кусочки смальты и делающий живопись маслом похожей на мозаику*. Другой важной характеристикой авторской интерпретации модели является скульптурность изображения. И здесь нельзя не выделить словно изваянные образы Петра Григорьева и Андрея Владимировича Васнецова (обе работы – 2010). В возвышенно-сосредоточенном по состоянию портрете мужа и напряженно драматичном, даже трагичном по настроению портрете любимого учителя огромное значение имеют руки, моделируемые объемно и невероятно выразительно – как скульптурные детали, сообщающие изображению устойчивость, необходимую для памятника. Кстати, представленные на выставке немногочисленные натюрморты – это тоже своего рода памятники вещам. Но интересно, что в экспозиции каждый жанр существует «в самом для себя бытии». Предметный или пейзажный фон имеют считанные портреты, и среди них – «Кузьма в образе св. Пантелеимона» (2010; каким однако плодотворным оказался этот год для Екатерины!). Большинство же портретных изображений помещено в некую цветную и светоносную среду, сотканную из взвихренных мазков, формирующих живую мозаику фонов. Избранные автором модели – в основном художники (Виктор и Ирина Калинины, Андрей Бисти, Елена Утенкова, Сергей Максютин, Андрей Кортович, Татьяна Спасоломская и др.), образы которых автор увековечивает в «вылепленной» крупной форме, не требующей уточняющего комментария.
Исключение сделано, пожалуй, для одного, синтетичного по жанру и драматического по сути, произведения – полотна «Ожидание» (2014). Здесь обнаженная женская фигура («Мы все пред Богом наги», – говорит автор), возвышаясь над погрязшим во мраке городом, изображена на фоне бурлящего (именно бурлящего – так динамичны зигзаги мазков) чернотой неба с узкой полосой кровавого заката. Эта картина могла бы трактоваться как напоминание об Армагеддоне, если бы ни луч нетварного света, который льется с высоты на фигуру, вселяя в душу героини – а в ней угадываются автопортретные черты – надежду на преображение мира, с которым у художницы свои непростые, я бы сказала – мятежные отношения. В одном из стихотворений («нестиший», как их называет сама автор) Екатерина признается: «…мне сказали / я в полусне / я в полумире / с миром / я в полумире / с собой / я полумеры / не знаю…» Творческое созидание для Кудрявцевой – та единственно возможная форма бытия, которой она измеряет свою жизнь и которая примиряет ее с миром.
Галина Мажейкина
Александр Блок.
Елена Романова
Бог дал нам музыку, чтобы мы, прежде всего, влеклись ею ввысь...
Фридрих. В. Ницше
Как летит время! Многие годы тоненькая ясноглазая Катя Кудрявцева устраивала свои выставки в московских галереях – иногда сама, иногда вместе с мужем Петром Григорьевым, участником росписей воссозданного в Москве храма Христа Спасителя. И вдруг оказалось, что ей исполнилось уже 50. Что она не Катя, а Екатерина Анатольевна, член Союза художников России, обладательница всяческих отечественных и зарубежных призов и медалей.
Помню ее давние выставки в эфемерной галерее «Феникс» на Кутузовском проспекте. Множество небольших аккуратных полотен, изображающих… листья. Много-много листьев. Разных, с никогда не повторяющимся узором внутри абриса. Листья вполне реалистические, даже со следами гниения, листья в полосочку и клеточку, сюрреалистические, абстракционистские, супрематические… Кто-то, глядя на них, раздражался, кто-то смотрел со снисходительной улыбкой. И мало кто задумывался о том, насколько высокую планку поставила молодая художница, сделав логотипом своего творчества древний, невероятно емкий, многосмысловой символ – Лист древа!
Ведь Лист – это и вечный круговорот природных явлений, и бренность всего сущего, и душа человеческая во времени и пространстве. И ближе к земле – символ одиночества, осенней тоски и… мало ли чего можно нафантазировать, глядя на древесный лист, одно из совершеннейших творений Природы.
Идут годы, но тема Листа не покидает художницу, заставляя ее погружаться в новые и новые смысловые глубины древнего символа.
Она рисует серии листов-рыб, заставляя вспомнить раннехристианский символ Христа («ихтиос» - рыба), еще раз делая Лист символом человеческой души. Или листы складываются в орнаменты или другие причудливые композиции…
Художнице не чужд жанр пейзажа. Впрочем, у нее пейзажи редко бывают реальными, это скорее некие метафизические миры: Мир детства, Мир темного леса, Мир таинственных гор… На их фоне обязательно проплывает Лист. И снова догадывайся: может быть, художница себя изобразила в виде листка, путешествующего по неведомым и ведомым мирам (в Грецию, Болгарию, Францию и т. д. ), или Лист здесь – некий Вергилий, ведущий душу человеческую сквозь искусы…
В последние годы Е. Кудрявцева обратилась к жанру портрета. Она рисует персонажей Священной истории, учителей, друзей, родных. Эти полотна напоминают по технике русские парсуны середины ХVII века – полупортреты-полуиконы. Но почему-то и здесь, может быть, из-за письма светлыми дробными мазками по темному фону и странной желто-коричнево-зеленоватой тональности, то и дело сквозь облики людей проступает фактура листьев, таинственных и прекрасных…
Счастья, здоровья и новых творческих успехов Вам, Катя, в следующие полвека. Пусть и дальше несут Вас Ваши листья в Миры гармонии и совершенства.