Мир Кати Кудрявцевой
выставка "Дух веет где хочет"
памяти учителя Андрея Владимировича Васнецова
- Мария Андреевна Чегодаеваискусствовед
Библейские, евангельские сюжеты и образы сейчас увлекают многих художников всех поколений. Причины разные: тут и спрос, рождающий предложение – восстанавливаются и строятся заново храмы и монастыри; есть потребность в росписях, иконах. Есть, что греха таить, диктат моды, стремление поспеть за временем, за требованиями состоятельных покупателей. Но для серьезных, думающих художников их религиозные работы, независимо от того, будут ли они реализованы, приобретены кем-то, или нет, составляют важнейшую душевную потребность – путь к вере, к Богу. Церковные образы Кати Кудрявцевой сделаны вне всяких заказов, по зову сердца, для себя.
Кудрявцева сопроводила свою выставку в Институте искусствознания на Козицком словами «Дух веет, где хочет» – вольной цитатой из Евангелия от Иоанна: «Дух дышит, где хочет, голос его слышишь, а не знаешь, откуда приходит…» видимо посчитав нескромным употребить применительно к своим работам утверждение «дух дышит» – как бы в них… Между тем, в лучших, сильнейших ее вещах, таких, как огромные, в несколько раз больше натуральной величины «Апостол Петр», «Пророк Илия», «Богоматерь ``Умиление``», «Апостол Павел» – «дух», не «веет», как залетный ветерок а именно «дышит», «всё исполняя», наполняя живописные образы сокровенной, но реальной и очень активной жизнью. Условные по цвету, уже самими своими масштабами вырывающиеся за рамки буквального жизнеподобия, образы апостолов, пророков, Богоматери, Спаса Нерукотворного кажутся не станковыми вещами, а фрагментами Храма, даже не росписями, а более древней формой – мозаикой.
Кудрявцева нашла удивительно оригинальную фактуру масляной живописи. Дробные мазки, мелкие «стрелы» более светлой краски по темному фону звучат не вышивкой, не ковром, но кусочками смальты, из которой набирается мозаика, и эта «мозаичность» придает станковым работам силу и монументальность, присущую храмовому искусству.
Напряженные контрасты тона, цветовая гамма, иногда почти монохромная, холодно-зеленоватая в образе Апостола Павла, более напряженная по сочетанию цветов в Апостоле Петре, но никогда не буквально «натуралистичная» – рождает у зрителя совсем особое восприятие. Взирающие на нас словно бы с парусов, из-под купола храма святые ощущаются живыми людьми, характерами – целостным, как бы отлитым из одного куска металла Павлом, мятущимся, противоречивым Петром. В «храмовой живописи» Кати Кудрявцевой нет и намека на образцы древнерусской иконописи; нет и академического «реализма» русского церковного искусства конца XIX века. Это ее, ею «добытое» оригинальное решение, прочтение темы – убедительное и новое.
Монументальность заложена в художнице изначально. С детских лет ей посчастливилось стать ученицей Андрея Владимировича Васнецова, одного из сильнейших наших монументалистов. Памяти любимого учителя посвятила Кудрявцева свою выставку. Ему посвящена и совсем новая, 2010 года, сильнейшая на выставке работа Кати – портрет, запечатлевший Васнецова таким, каким знали мастера в последние годы его очень трудной, а, подчас, трагической жизни. Мудрец, мыслитель, подпирающий огромный лоб старческой, но все еще сильной рукой и смотрящий в себя, в прожитое пристальным, строгим и скорбным взглядом, словно бы и оценивает, и принимает, и, кажется, благословляет выставку своей ученицы.
Портрет Васнецова в полной мере созвучен библейским вещам Кати: он так же почти монохромен как «Апостол Павел» – сделан как бы сепией. В нем так же дробятся стремительные стрелки мазков, собирая, лепя объемную живую форму головы, мощную кисть руки.
Васнецов из рода Васнецовых, родной внук Виктора Васнецова, автора знаменитых росписей Владимирского собора в Киеве, Андрей никогда не обращался к библейским сюжетам, шел своим путем. Но гуманизм его искусства, его удивительная человечность несомненно хранили неколебимые христианские заветы его семьи. И то, что в наше изменившееся время, ученица Васнецова может свободно открыто обращаться к Христианству, верить и с молитвой – как старые иконописцы, прикасаться к вечным библейским, евангельским темам, представлять свои «иконы» на выставке, встречая понимание, одобрение коллег и сторонних зрителей – великое счастье. Кто знает, доведись Андрею Васнецову жить, работать в полную силу своего большого таланта в наши дни, может быть он и расписал бы свой «Владимирский собор» – затмив деда.
За него сейчас говорят верные ему ученики.
Современность Кати Кудрявцевой
- Мария Андреевна Чегодаеваискусствовед
Екатерине Кудрявцевой пятьдесят… Трудно поверить в такую солидную юбилейную дату: изящная, стройная, с удивительно привлекательным женственным русским личиком, Катя кажется совсем юной. Молодым и остро-современным предстает и ее искусство.
Кто-то удивиться такому моему заявлению, даже возмутиться: ее пейзажи, цветы и листья, образы людей – не «акции» не «концепции», не «шоу-арт», короче говоря, никак не «сontemporary-art», претендующее на исключительное право представлять и в России, и в мире наше современное изобразительное искусство. Работы Кудрявцевой вполне «традиционны»: это живая подлинная натура, подлинные ЖИВОПИСЬ и ГРАФИКА, сделанные с отличным профессиональным мастерством, со своим, очень индивидуальным живописным и графическим почерком. Кудрявцеву можно узнать по первому мазку. Она нашла удивительно оригинальную фактуру и масляной живописи, и пастели, и акватинты, и смешанной техники линогравюры с монотипией. Напряженные контрасты тона, цветовая гамма, иногда почти монохромная, холодно-зеленоватая в «лике» Апостола Павла, более напряженная по сочетанию цветов в Апостоле Петре, в Богоматери «Умиление», но никогда не буквально натуралистичная; свойственный только Кате, «добытый» ею приём – дробные мазки, мелкие «стрелки» более светлой краски по темному фону – придают масляной живописи звучание мозаики, привносят в них особую монументальность, рождая у зрителя совсем особое восприятие. И евангельские образы, и изображения реальных живых людей – превосходный портрет ее замечательного учителя Андрея Васнецова; портреты сына, мужа, «Автопортрет с листом», при всей строгой точности рисунка, безупречном сходстве, смотрятся не просто натурными портретами. Лица, часто в несколько раз больше натуры, подлинные «лики», взирают на нас из какого-то иного пространства, как бы с высоты, с «парусов» незримого храма. Это ощущение реального мира как храма, проходит во всех живописных работах Кати – и портретах, и композициях. Цикл «Лица ангелов», «Крещение», условно-сказочное и очень достоверное, с заботливо склонившимся к Иисусу Иоанном Крестителем, плавным ритмом округлых линий волн Иордана и контрастом резких изломов берега – и живописная картина, и храмовый образ. Именно так – как расписанная ее рукой церковь воспринимается живопись Кудрявцевой.
А в пастели Кудрявцева обрела редкую для этой техники свободу, игру фактуры; подлинно «левитановскую» живописность. Пастель очень нелегкая техника, даже опасная, благодаря своей приятной для глаза мягкой красивости. Тяготение к салонной «красоте», к уходу из реального мира в искусственный виртуальный мирок компьютера и интернета – еще одна тревожная тенденция нашего времени.
Искусство Кудрявцевой правдиво от начала до конца, проникнуто благоговением перед значительностью реального «мира видимого и невидимого», вниманием к каждому дереву, каждому цветку, сотворенному Господом Богом, к каждому человеку – «подобию Божию». Ее огромные монументальные листья – гимн природе, каждой ее, казалось бы, самой незначительной преходящей малости. Ее пейзажи, такие как масло – «Отражение в заводи», пастель «Кен-озеро» – композиционно очень остро взятые сочетания воды и водяных трав, удвоенных отражением, исполнены живой подлинности, как бы «дышат» влагой, движением волн, бликами света…
Любовь к природе и к людям, подлинное, бескорыстное творчество – не средство купли-продажи, карьеры и преуспевания, а непреодолимая потребность души… Как недостает их в современном ожесточенном мире, как насущно необходимы они современным людям, озлобленным, нервным, потерявшим себя в суете и погоне за деньгами…
Искусство Кати Кудрявцевой самая острая, самая редкая сейчас, самая обращенная в будущее СОВРЕМЕННОСТЬ.
О нестишиях
- Лариса Ивановна Заковоротнаялитератор, издатель
В современном – сегодняшнем литературном процессе исчезло слово «произведение». Как-то даже неловко, то ли архаично, то ли пафосно звучит по сравнению с «продуктом», артефактом, артобъектом; в лучшем случае – текст. И соответственно обессмыслились всякие представления о «гамбургском счете» и прочих эталонных, сущностных качествах словесного произведения. Этот продукт по «гамбургскому счету»… – нелепость.
Современная литература – постмодерн? – готова отречься прежде всего от эстетического начала. Остро, лихо, умозрительно-пародоксально – чувством автора владеет публицистический задор, цеховая конкуренция, конъюнктура во всех ее смыслах. А мир, жизнь происходит сама по себе, по каким-то другим законам, отдельно от литературных опусов, которые чаще опираются на литературные образы, вступают в диалог друг с другом, с мифологемами общественного сознания, политики и прочих общих мест.
Монолог – что в общем-то и представляет собой истинная лирика – стал явлением маргинальным. И может быть поэтому такой негромкий голос не тонет в суете шумов – он обращен к другим слушателям. «Имеющий уши да слышит…» Маленькая книжечка – по объему, по формату. Робкое, но твердое название – «Нестишия». А дальше – сами стихи. В самом истинном, сокровенном смысле этого слова. В них есть абсолютная точность слова. Причем точность эта обусловлена множеством эстетических граней: состояние лирического героя плюс звуковая игра, аллитерация плюс образы окружающего пространства, комнаты, сада, мастерской. Удивительное единство взгляда и слова есть и в портрете, и в описании предметов.
Образы нанизываются часто, густо, как драгоценные бусины, и каждое стихотворение – законченный узор звука и цвета:
… лужи лежат на дороге
покрытые пыльцой
окаймление луж
желтоватое – ж-ж-ж.
А дальше переход:
и светлый дым
летит с дерев – л-д-л-д.
Дальше меняется еще несколько звуко-цветовых регистров – и концовка:
коричневая бумага
Энгр
ручного литья – р-р-р и мягкое я.
Вот такая цвето-звуковая композиция словами. Собственно, поэзия и отличается от прозы тем, что она близка музыке.
Традиционно музыка стиха реализовывалась через гласные, создавая гармонию открытого звучания.
Но стихи Кати Кудрявцевой построены на согласных, не на знаменитых сопорных «н», «м», как у Высоцкого: «… коннни мммои», «н» и «м» тянутся. А на самых жестких, часто шипящих (неблагозвучных) согласных. Они создают ощущение шороха, хруста, хрупкости. И одновременно – созвучности современной классической музыке, с ее новыми, «неудобными» гармониями, но и расширенным использованием созвучий – диапазон созвучий оказался не столь ограниченным. Но – гармоний.
Перед нами явная классика по стилю. Но не подражание, а следование самой глубинной сущности искусства, для которого мир – основа художественного творения. Объектом изображения у Кати может стать капающий кран, «осенний лист с пятнами», «черный карандаш», который «упал сквозь плетеное кресло».
Но в этой неразборчивости нет и намека на нечто ориентальное, японское; это даже не ахматовское «когда б вы знали из какого сора…» Это – детский взгляд художника, для которого мир и состоит из разных, без иерархии, форм, цветов, сущностей.
Даже то, что в более тривиальной системе представлений могло стать этаким романно-романтичным образом, здесь – просто картина:
и свечи маленькими
огоньками
освещают воздух вокруг себя
и стол…
А перед этим:
и хочешь свечу
возжечь
нигде нет спичек…
Вот такой контрапункт – высокое и обыденное, по словам. А по сути – это и есть жизнь, окружающий мир.
Катя знает всё то, что о ней могут сказать: качество истинного творца, который ведает, наблюдает, что творит. Она сама обозначает пути и цели своих поисков, истинный лирик, она и сама – объект, герой своих стихов.
И опять – это не исповедальный надрыв, это взгляд художника, интерес к себе как форме, сущности, переживанию, живущему…
… отрешенность от иллюзорности
найденность условности
главенство композиционности
стремление к многозначности
знаковость смысла…
– прекрасный анализ собственных творений. И неожиданный – если поэт, и вполне понятный – если художник.
На одном из своих семинаров для словесников я предложила для анализа своим студентам несколько стихотворных произведений разных авторов – и разного времени. «Нестишия» Кати Кудрявцевой привлекли всех, они оказались не только «конкурентоспособными» рядом с известными мастерами, но и интригующими своей выразительной самобытностью, благодатным материалом для современного курса поэтики. Каждое стихотворение – абсолютная законченность. Сказывается школа художника: есть граница, есть край холста, есть устроенность всех элементов.
Но кроме этого, есть еще и целостность художественного в широком смысле слова. Неслучайная слиянность зрительного и словесного образов, видимо, отражают некую внутреннюю полноту мироощущения автора, полноту, присущую самой жизни: цвет, звук, слово – обыденное, смятенное, высокое…
В японской теории эстетики есть такое утверждение – творит тот, кто видит. И творчество Кати Кудрявцевой отвечает этому представлению о творчестве. Спасибо ей за тот огромный мир, который она открывает читателю.
Разные ракурсы.
Портрет и не только
- Татьяна Палеевадиректор галереи East Meets West Gallery
Нам было интересно подчеркнуть определенное различие подходов двух талантливых московских авторов, воспитанных на русской живописной традиции, к использованию европейских направлений в работе над портретом.
<...>
Екатерина Кудрявцева — пример русского живописца, который последовательно продолжает и развивает традиции русской живописи и графики, иногда обогащая ее различными европейскими техниками и приемами.
Ученица Андрея Владимировича Васнецова, она унаследовала приемы конструктивной композиции учителя, как в ее экологических работах конца 90х — начала 2000х годов, посвященных жизни листа, так и в ее натюрмортах последних лет, представленных на выставке.
Самым ранним и отличным от более поздних по стилю работ и технике является автопортрет Екатерины 1995 года. В нем прослеживается смешение европейских и русских традиций, но даже символичность жеста художницы, держащей лист, а тем более ее пронзительный взгляд «в себя», несут в себе основы глубоких традиций русской живописи.
Портретная галерея Екатерины Кудрявцевой имеет конкретную дату рождения — 2010 год. Это портреты любимых людей: учителя Андрея Владимировича Васнецова и мужа Петра Григорьева (2010г.). «В возвышенно-сосредоточенном по состоянию портрете мужа и напряженно-драматичном, даже трагичном по настроению портрете любимого учителя, огромное значение имеют руки, моделируемые объемно и невероятно выразительно — как скульптурные детали, сообщающие изображению устойчивость, необходимую для памятника». Ольга Костина «Я пишу тех, кем восхищаюсь», 2016г.
Часто портреты Екатерины — образы друзей-художников, близких по духу людей и знакомых. Монументальность многих из них создается с помощью укрупнения лица, поворота в профиль и отсечения других деталей картины, а также удивительной «смальтовой» фактуры «задника», как например, в портретах Виктора Калинина, Елены Андриановны Ефимовой, Ирины Скачковой и других.
Для большинства своих портретов автор выбирает особую технику, которую впервые описала в своей статье «Мир Екатерины Кудрявцевой» ушедшая из жизни искусствовед Мария Чегодаева: «Дробные мазки, мелкие «стрелы» более светлой краски по темному фону звучат не вышивкой, не ковром, но кусочками смальты, из которой набирается мозаика, и эта «мозаичность» придает станковым работам силу и монументальность, присущую храмовому искусству».
Особняком стоят несколько работ Екатерины: «Ожидание» 2014 г., «Стремление к падению» 2011г., «Стремление к поиску» 2013г. Всех их объединяет аллегоричность, недосказанность и потребность отразить в произведении не конкретные предметы и образы, а скорее парящий «дух». Картина «Ожидание» — наиболее необычная и полная иносказаний. В ней возникает романтический образ героини. Дающийся в символической наготе, он противостоит мрачному миру города, с кровавым закатом и черными, клубящимися тучами в небе, однако сквозь эти тучи пробивается сильный столб света. «Эта картина могла бы трактоваться как напоминание об Армагеддоне, если бы ни луч нетварного, Божественного света. Он льется с высоты на фигуру, вселяя в душу героини – а в ней угадываются автопортретные черты – надежду на преображение мира, с которым у художницы свои непростые, я бы сказала – мятежные отношения». Ольга Костина «Я пишу тех, кем восхищаюсь», 2016г.
Продолжая идеи, выраженные в 2010 году на выставке «Дух веет, где хочет…», нам хотелось показать стилистическое, техническое и жанровое разнообразие художницы Екатерины Кудрявцевой, в которой сильны традиции русской живописи и графики, а свет всегда побеждает тьму.
Куратор Татьяна Палеева
Я пишу тех, кем восхищаюсь
Ольга Костина
кандидат искусствоведения, старший научный сотрудник Государственного института искусствознания МК РФ
Прошедшее десятилетие в творческой биографии Екатерины Кудрявцевой – время стремительного духовного возрастания.
Я познакомилась с Катей на этапе ее взлета, после уже взятого «высокого старта», когда стали очевидны глубоко осмысленные творческие позиции автора. Главные среди них: внимание к станковой картине как особой области живописной культуры, сохранение и развитие лучших отечественных традиций тематизма, поиск форм художественного самовыражения в русле морально-этической и духовно-романтической проблематики фигуративного искусства. Эти позиции воспитывались с юношеских лет, когда Екатерина получала уроки мастерства в студии Андрея Васнецова – замечательного живописца, теперь уже признанного классика искусства второй половины ХХ века. Затем Екатерина стала студенткой Васнецова в Московском полиграфическом институте. Художник подчеркнуто конструктивного композиционного дара, проявившегося и в станковой, и в монументальной области, Андрей Владимирович развивал у своих учеников аналитическое отношение к натуре и стремление к синтезированию на полотне натурных впечатлений, тщательно отобранных в процессе анализа видимой реальности.
К началу 2000-х Екатерина Кудрявцева была уже сформировавшимся мастером, произведения которого – картины и графические листы – отличались продуманностью пространственных решений, акцентированностью элементов композиции, особо значимых для создания образа. Бескомпромиссность автора (не «красивые виды», написанные для коммерческого «потребления», а серьезные тематические полотна, тяготеющие к ассоциативно-символическому содержанию) вызывала глубокое уважение. Состоявшееся тогда знакомство с семейной атмосферой, пронизанной напряженным нервом творчества (мама – известный искусствовед Лидия Степановна Кудрявцева, муж – мощный живописец Петр Григорьев, сын Кузьма – студент Института современного искусства, плодотворно работающий сейчас как дизайнер) объясняло эту бескомпромиссность.
Ступеньками, поднимающимися ввысь, представляются мне две предыдущие выставки художницы – в галерее «Кино» (2011), где она наряду с работами экологической серии, посвященной жизни листа (читай шире – живой природе) показала свои первые «портреты» святых, и в Государственном институте искусствознания (2013), где эти портреты стали содержанием экспозиции.
Портрет является главным «сюжетом» и данной выставки, а ее «эпиграфом» – «Автопортрет с листом» 1995 года, буквально пронзающий зрителя взыскующим взором изобразившей себя художницы. Характерно, что с такой предельно выраженной требовательностью автор смотрит только на себя. Других людей, ставших для нее моделями, – а Кудрявцева выбирает для портретирования яркие натуры из близкого себе круга, – она наблюдает, как правило, завороженно и с восхищением. Об этом свидетельствуют и взятые мною для заглавия статьи слова автора, сказанные ею во время нашей беседы, состоявшейся в преддверии выставки. Представленные в экспозиции портреты в большинстве случаев – не психологическое «исследование» характера той или иной личности во всей множественности ее индивидуальных черт, а воплощение чего-то главного, характеризующего тип этой личности, как бывает в памятнике, в котором какая-то одна черта доминирует и определяет образ.
О монументальности художественного вѝдения Екатерины Кудрявцевой убедительно написала недавно ушедшая от нас Мария Андреевна Чегодаева (ее портрет 2016 года тоже присутствует на выставке), отметив работающий на монументальный образ характерный живописный мазок, как бы имитирующий кусочки смальты и делающий живопись маслом похожей на мозаику*. Другой важной характеристикой авторской интерпретации модели является скульптурность изображения. И здесь нельзя не выделить словно изваянные образы Петра Григорьева и Андрея Владимировича Васнецова (обе работы – 2010). В возвышенно-сосредоточенном по состоянию портрете мужа и напряженно драматичном, даже трагичном по настроению портрете любимого учителя огромное значение имеют руки, моделируемые объемно и невероятно выразительно – как скульптурные детали, сообщающие изображению устойчивость, необходимую для памятника. Кстати, представленные на выставке немногочисленные натюрморты – это тоже своего рода памятники вещам. Но интересно, что в экспозиции каждый жанр существует «в самом для себя бытии». Предметный или пейзажный фон имеют считанные портреты, и среди них – «Кузьма в образе св. Пантелеимона» (2010; каким однако плодотворным оказался этот год для Екатерины!). Большинство же портретных изображений помещено в некую цветную и светоносную среду, сотканную из взвихренных мазков, формирующих живую мозаику фонов. Избранные автором модели – в основном художники (Виктор и Ирина Калинины, Андрей Бисти, Елена Утенкова, Сергей Максютин, Андрей Кортович, Татьяна Спасоломская и др.), образы которых автор увековечивает в «вылепленной» крупной форме, не требующей уточняющего комментария.
Исключение сделано, пожалуй, для одного, синтетичного по жанру и драматического по сути, произведения – полотна «Ожидание» (2014). Здесь обнаженная женская фигура («Мы все пред Богом наги», – говорит автор), возвышаясь над погрязшим во мраке городом, изображена на фоне бурлящего (именно бурлящего – так динамичны зигзаги мазков) чернотой неба с узкой полосой кровавого заката. Эта картина могла бы трактоваться как напоминание об Армагеддоне, если бы ни луч нетварного света, который льется с высоты на фигуру, вселяя в душу героини – а в ней угадываются автопортретные черты – надежду на преображение мира, с которым у художницы свои непростые, я бы сказала – мятежные отношения. В одном из стихотворений («нестиший», как их называет сама автор) Екатерина признается: «…мне сказали / я в полусне / я в полумире / с миром / я в полумире / с собой / я полумеры / не знаю…» Творческое созидание для Кудрявцевой – та единственно возможная форма бытия, которой она измеряет свою жизнь и которая примиряет ее с миром.
Петра Григорьева и Екатерины Кудрявцевой
Галина Мажейкина
искусствовед, культуролог
Новое выставочное пространство займет весь четвертый этаж читальни. Задача нового проекта — объединение вокруг библиотеки как центра искусств современных художников, работающих методами и языком современного искусства, но в направлении поиска высоких смыслов, духовности и современного прочтения традиции.
Особенность именно этой площадки в том, что посетитель библиотеки сможет познакомиться с теорией и историей искусства в книжном фонде читальни, и тут же увидеть на практике картины современных живописцев.
Первой экспозицией галерей станет выставка «Евангелие, святые, ангелы в живописи Петра Григорьева и Екатерины Кудрявцевой». На экспозиции представлено более 50 полотен художников.
«Молитву тайную твори — Уже приблизились лучи — Последней для тебя зари,
Готовься, мысли и молчи»
Александр Блок.
«Создавать произведения искусства в религиозной тематике, на мой взгляд, способен лишь тот художник, который обладает не только безукоризненным талантом живописца, идущим путем иконографической традиции, но и должен быть истинно верующим человеком. Человеком, умеющим отсекать фальшь, искусственное украшательство, манерность; глубоко чувствующим цвет и его тональности.
Работа с пространством для него становится первоочередной задачей. Собственно, именно таким был посыл своим ученикам от выдающегося советского художника академика Андрея Владимировича Васнецова. Петр Григорьев и Екатерина Кудрявцева принадлежали к числу любимых учеников Мастера.
Когда я вижу работы религиозной направленности, меня занимает вопрос: насколько сложна эта тема для воплощения светскому современному художнику. Время меняет наше представление о религии, но не меняет веру. Как создать художественный образ Евангельских притч, визуализировать Слово о Боге так, как ты его чувствуешь и понимаешь? Задача очень непростая.
По моему мнению, каждая картина Петра и Екатерины – это молитва, несущая заряд исключительной доброты, веры и любви, наполняющая зрителя удивительной энергией. Погружение в тему – это вторая важная составляющая их творчества, которая сродни отрешенности в молитве; здесь неразрывна связь образа и художника, его создающего.
Легок ли такой подход к работе? И да, и нет. Да, потому что в их произведениях налицо вера вкупе с воцерковленностью. Нет, потому что серьезность темы требует интуиции, умения и понимания.
Молитва предполагает душевное и умственное движение, открытость Богу и готовность воспринять его ответ. Без этого не получится чистота образа.
Ангелы Петра – это не портреты, а лики, увиденные в молитвенном погружении. Его живопись многослойна и объемна.
Светоносность – качество, столь необходимое для религиозных работ, решается им авангардистским приемом: с помощью густого цвета и насыщенной палитры оттенков наполнить картину светом, что близко к метафизической сущности цвета, как некой живой субстанции, рожденной из краски.
Именно потому у Петра Григорьева фигуры объемно сотворены цветом, но «освещены светом небесным», который и не свет в физическом понимании этого явления.
Это другое! С религиозно-философских позиций свет – это то, что освещает земное, небесное не нуждается в свете, небесное – есть сам свет.
Он не касается предмета или объекта, небесный свет – есть внутреннее состояние, которое выражается художником живописно. Пастозные мазки художника похожи на движения пальцев скульптора, который руками лепит форму.
Екатерина Кудрявцева следует византийской традиции, ее живописная манера схожа с декоративным приемом, которым пользовались мастера в Древнем Риме, в средние века художники выкладывали кусочками смальты мозаики внутреннего убранства храмов Константинополя, православных храмов Киевской Руси, Великого Новгорода. Художнику удается добиться основного эффекта внутреннего свечения материала, в данном случае краски.
Работы обоих авторов отсылают к иконе, которой присуща пластическая активность движения краски при написании одеяний святых, ангельских облачений, динамики фигур и предметов в композиции.
Напряженными контрастами цвета и его тональностей они создают драматургию образа в стилистике языка иконописи, таинство в единении с духом.
Но при иконографической похожести здесь нет иконы. Петр Григорьев и Екатерина Кудрявцева – живописцы, как и их выдающийся учитель художник-монументалист А.В. Васнецов. Оба нашли свой оригинальный художественный жест, и творят они в духе современных тенденций, ища новые формы и смыслы.
Пространство картины у современных художников – это плоскость, здесь нет того, что в ренессансе, к примеру, подразумевалось как пространство «перед» поверхностью плоскости и «за» ней. Это сознательный и оправданный настоящим временем приём, истоки которого в русском авангарде начала ХХ века и, безусловно, в русской классической школе иконописи.
Острота впечатления от произведений обоих художников заключается в неповторимой силе «звучания и художественного ритма», которые пронизывают их картины. Собственно, подобные вибрации в душе испытывает верующий на службе в храме.
Петр Григорьев и Екатерина Кудрявцева – современные художники, и я не могу их творчество идентифицировать, как только религиозное.
Их художественный язык тяготеет к классической традиции, но он абсолютно самостоятельный, уже узнаваемый их зрителем и критиком, что чрезвычайно важно для каждого художника – непохожесть на других, оригинальность, присущий только ему художественный почерк.
Художнику важно определить свою модель мира в образах. Они нашли её в вере. А что вера без молитвы? Многие их картины невозможно представить вне молитвы, она звучит в их полотнах, в Нестишиях Екатерины, в их обращении к Богу».
Елена Романова
журналист, искусствовед, академик РАХ
Бог дал нам музыку, чтобы мы, прежде всего, влеклись ею ввысь...
Фридрих. В. Ницше
Художник Екатерина Кудрявцева работает в разных жанрах портрет, натюрморт, пейзаж, обращается к библейским сюжетам, но на своей монографической выставке «Зримая и незримая музыка» автор представила еще одну грань своего творчества. Задумав серию монументальных полотен, посвященных музыке. - «Слушая П.И. Чайковского, Времена года», «Слушая А. Вивальди. Времена года», «После концерта Фредерика Шопена. Вспоминая Размышляя» и другие, - Кудрявцева раскрылась как продолжатель традиции символистов, рассматривавших музыку как стихию любого творчества, как преемница музыкальной живописи Чюрлёниса, как наследница В. В. Кандинского, который исповедовал музыкальность живописи. Хочется сразу обратить внимание на то, что подавляющая часть музыкальных полотен Кудрявцевой написана в 2020-2021 годах, когда весь земной шар был повергнут в состояние уныния и безысходности из-за эпидемии коронавируса. Поразительно, но свои картины в эти апокалиптические времена Екатерина пишет в мажорной цветовой тональности, ее полотна в прямом смысле слова наполнены внутренним сиянием, излучают энергию счастья, неземной гармонии и покоя. Несогласие с происходящим, противостояние катастрофе творчеством — вот что предлагает нам художник и делает это так убедительно, что зритель с радостью покоряется влекущей его за собой жизненной силе, льющейся с ее полотен.
Виктор Гого говорил: «Музыка выражает то, что мы не можем сказать, и то, о чем невозможно молчать». Картины Екатерины Кудрявцевой, создаваемые под впечатлением эмоций, подаренных музыкой, воспевают неосязаемое, нематериальное чувство прекрасного, рожденное этой музыкой, которое нельзя описать словами. Можно лишь создать зрительный образ, символ, чтобы выразить это ощущение «Музыка в изобразитель ном искусстве — одна из эстетических категорий высшего порядка, выражающих гармоническое (а в позднейшие эпохи диссонансное) образное начало, глубину и силу эмоционального воздействия», — считает искусствовед Г.Б. Андреева.
Выпускница Полиграфического института, ученица А.В. Васнецова, Екатерина Кудрявцева большую часть своей творческой жизни занималась фигуративным искусством. До тех пор, пока ей не явились совсем другие образы. Музыка сопровождала будущую художницу с детских пет, благодаря чему она научилась слушать ее и понимать. Это увлечение, в конце концов, привело к тому, что во время прослушивания музыкальных произведений, будь то в консерватории или дома, в мастерской, Катя стала видеть, по ее словам, композиции, линии, пятна цвета, которые меняются… И когда эти образы стали ее тяготить, художница решила перенести свои впечатления на холст. Как это созвучно со словами Кандинского, утверждавшего, что он скорее "использовал формы, которые проплывали перед его глазами, когда он слушал музыку", чем пытался иллюстрировать музыку обычным путем».
В работах Кудрявцевой, посвященных музыке, звучит неподдельная искренность, глубокое духовное содержание. Перед зрителем возникают короткие и длинные линии, штрихи, цветовые пятна, геометрические фигуры. Они то пересекаются, накладываясь друг на друга, то, наоборот, разъединяются. Это приводит к тому, что каждое попутно являет собой и единое пространство, и в то же время множество отдельных пространств; что каждый холст - это единая композиция, но составленная из самостоятельных сюжетов. Эти сюжеты нельзя описать, о них нельзя рассказать - это чистая живопись.
Живописная поверхность строится на контрасте пастозной и гладкой фактуры холста, на вибрации цветовых тональностей, на диалоге разноликих геометрических форм. Их цветовой строй меняется в зависимости от изображаемого времени года. Например, в серии работ «Слушая П .И. Чайковского. Времена года» декабрь написан в основном обширной градацией синей тональности, тогда как, к примеру, апрель, явлен в нежной светло серой гармонии цветовых нюансов. Картинам присущ характерный ритм, в соответствии с которым краски и линии взаимодействуют, соединяясь в результате в единую мелодию эмоции, мысли, чувства. Это сродни написанию композитором нотных знаков, которые сами по себе ничего не значат, но вместе слагаются в музыку, а она уже дарит людям определенное настроение. Здесь художник выступает как «композитор красок» (В. В. Кандинский), как искусный импровизатор. Наверное, это высшая похвала для художника.
Ведь музыка считается высшим проявлением человеческого гения, и в творческой среде давно утвердилось представление, что каждое искусство стремится стать музыкой, максимально приблизиться к ней.
В работе Екатерины над холстами музыкального цикла интуитивное начало играет первую скрипку, рациональное здесь отступает. Художник работает без эскизов, поэтому каждый мазок на полотне должен быть первым и окончательным Работа шла постепенно, По словам художника, как только кисть останавливалась, работа в этот день прекращалась. Надо было что-то додумать, еще раз прочувствовать и затем продолжить. И вновь напрашивается аналогия с описанием В. В. Кандинским своего опыта в беспредметном искусстве: «Никогда я не был в силах применять формы, возникавшие во мне путем логического размышления, не путем чувства. <…> Все формы, когда бы то ни было мною употребленные, приходили ко мне "сами собой": они то становились перед глазами моими совершенно готовыми - мне оставалось их копировать, то <…> долго и упорно не давались, и мне приходилось терпеливо <…> дожидаться, пока они созреют во мне». Сравнив описания процесса создания образа двух художников — один из них с мировым именем — из разных эпох, возьмем смелость сказать, что они испытывали похожие чувства и ощущения во время работы.
Несмотря на очевидный небыстрый процесс создания произведения, «музыкальные» картины Кудрявцевой создают впечатление необыкновенной легкости, будто они родились сами по себе, будто рука художника не участвовала в их создании. Гармоничные цветовые сочетания от прозрачно-светлых до глубоких тонов рождают настроение вдумчивого успокоения при концентрации внимания. Работы чужды какому-либо ощущению напряженности, тревоги. Их изобразительный язык несколько прихотлив, но это помогает художнику подчеркнуть глубину своих произведений, их смысловое наполнение. Перед нами — живописный «символ музыки», по выражению С. Т. Конёнкова.
Музыканты естественным образом воспринимают все многообразие мира в звуках. Однако далеко не каждый художник способен эти звуки не только слышать, но и видеть. Похоже, Екатерине Кудрявцевой дана такая милость свыше, свидетельством чему стало создание диптиха «Размышление о внутренней музыке».
По словам Кати, иногда в ней самой звучит музыка, которую она не может ни повторить, ни напеть. Отзываясь на эти особенные звуки внутри ее души, внутреннему взору художницы являются визуальные формы, которые она передает холсту. Так мир души художника отзывается на музыку мироздания. Можно ли это назвать философским осмыслением жизни?… Попыткой ответить на вечные вопросы о жизни и смерти мира видимого?... Или таков интуитивный отклик художника на голос мира невидимого?
В любом случае это дает ощущение единства Вселенной и человека. Художественное сознание осмысливает открывшуюся досягаемость космоса и выражает это в живописном цикле, посвященном музыке. Картины Екатерины Кудрявцевой напоминают об общности человека и космоса, об их неразрывной связи. Человек испокон веков прислушивается к звукам Вселенной в стремлении понять их смысл. Но ощутить эту связь можно только через интеллектуальное напряжение, через духовные практики. Благодаря своему творческому воображению художник словно отрывается от реальной земной жизни и своей творческой энергией создает зримый космос. Космос фантастический, условный, но который выступает зримым доказательством связи Вселенной и мира художника.
В одном из своих стихотворений Евгений Евтушенко уподобил судьбы людей истории планет. И этот образ естественным образом напрашивается при разговоре об искусстве Екатерины Кудрявцевой, посвященном музыке, когда окидываешь взглядом художественный мир ее произведений — в живописи, прикладном искусстве, поэзии. Как и любая планета, творчество художника совершает некий цикл в своем развитии, и каждый его виток означает начало нового витка жизни самого художника, нового этапа построения его взаимоотношений со Вселенной. На фоне обыденной жизни картины Кудрявцевой служат цели «поддержать настроение (зрителя) в надземной высоте», а ее искусство — это язык, на котором можно беседовать с небесами. Таково предназначение планеты Кудрявцевой, такова ее орбита.
- Олег Торчинскийискусствовед
Как летит время! Многие годы тоненькая ясноглазая Катя Кудрявцева устраивала свои выставки в московских галереях – иногда сама, иногда вместе с мужем Петром Григорьевым, участником росписей воссозданного в Москве храма Христа Спасителя. И вдруг оказалось, что ей исполнилось уже 50. Что она не Катя, а Екатерина Анатольевна, член Союза художников России, обладательница всяческих отечественных и зарубежных призов и медалей.
Помню ее давние выставки в эфемерной галерее «Феникс» на Кутузовском проспекте. Множество небольших аккуратных полотен, изображающих… листья. Много-много листьев. Разных, с никогда не повторяющимся узором внутри абриса. Листья вполне реалистические, даже со следами гниения, листья в полосочку и клеточку, сюрреалистические, абстракционистские, супрематические… Кто-то, глядя на них, раздражался, кто-то смотрел со снисходительной улыбкой. И мало кто задумывался о том, насколько высокую планку поставила молодая художница, сделав логотипом своего творчества древний, невероятно емкий, многосмысловой символ – Лист древа!
Ведь Лист – это и вечный круговорот природных явлений, и бренность всего сущего, и душа человеческая во времени и пространстве. И ближе к земле – символ одиночества, осенней тоски и… мало ли чего можно нафантазировать, глядя на древесный лист, одно из совершеннейших творений Природы.
Идут годы, но тема Листа не покидает художницу, заставляя ее погружаться в новые и новые смысловые глубины древнего символа.
Она рисует серии листов-рыб, заставляя вспомнить раннехристианский символ Христа («ихтиос» - рыба), еще раз делая Лист символом человеческой души. Или листы складываются в орнаменты или другие причудливые композиции…
Художнице не чужд жанр пейзажа. Впрочем, у нее пейзажи редко бывают реальными, это скорее некие метафизические миры: Мир детства, Мир темного леса, Мир таинственных гор… На их фоне обязательно проплывает Лист. И снова догадывайся: может быть, художница себя изобразила в виде листка, путешествующего по неведомым и ведомым мирам (в Грецию, Болгарию, Францию и т. д. ), или Лист здесь – некий Вергилий, ведущий душу человеческую сквозь искусы…
В последние годы Е. Кудрявцева обратилась к жанру портрета. Она рисует персонажей Священной истории, учителей, друзей, родных. Эти полотна напоминают по технике русские парсуны середины ХVII века – полупортреты-полуиконы. Но почему-то и здесь, может быть, из-за письма светлыми дробными мазками по темному фону и странной желто-коричнево-зеленоватой тональности, то и дело сквозь облики людей проступает фактура листьев, таинственных и прекрасных…
Счастья, здоровья и новых творческих успехов Вам, Катя, в следующие полвека. Пусть и дальше несут Вас Ваши листья в Миры гармонии и совершенства.